Пятигорский Григорий

Григорий Пятигорский — уроженец Екатеринослава. Как он впоследствии свидетельствовал в своих воспоминаниях, его семья обладала очень скромным достатком, но не голодала. Наиболее яркими впечатлениями детства для него были частые прогулки с отцом по степи вблизи Днепра, посещение книжной лавки деда и беспорядочное чтение хранившихся там книг, а также сидение в подвале вместе с родителями, братом и сёстрами во время екатеринославского погрома.

Отец Григория был скрипачом и, естественно, начал обучать сына игре на скрипке. Не забывал отец давать сыну и уроки игры на фортепиано. Семья Пятигорских нередко посещала музыкальные спектакли и концерты в местном театре, и вот там малыш Гриша впервые увидел и услышал виолончелиста. Его исполнение произвело столь глубокое впечатление на ребёнка, что он буквально заболел этим инструментом.

Он раздобыл два куска дерева; больший установил между ног в качестве виолончели, меньший же должен был изображать смычок. Даже свою скрипку он порывался устанавливать вертикально с тем, чтобы она представляла собой нечто вроде виолончели. Видя всё это, отец купил для семилетнего мальчика малую виолончель и пригласил некоего Ямпольского в качестве учителя. После отъезда Ямпольского учителем Гриши стал директор местного музыкального училища. Мальчик делал значительные успехи, и летом, когда во время симфонических концертов в город съехались исполнители из разных городов России, отец обратился к первому виолончелисту сборного оркестра, ученику знаменитого профессора Московской консерватории Ю. Кленгеля г-ну Кинкулькину с просьбой — прослушать сына. Кинкулькин прослушал исполнение Гришей ряда произведений, постукивая пальцами по столу и сохраняя каменное выражение лица. Затем, когда Гриша отставил виолончель в сторону, он сказал: «Слушай внимательно, мой мальчик. Скажи своему отцу, что я настоятельно советую тебе выбрать профессию, которая больше тебе подходит. Отставь в сторону виолончель. У тебя нет никаких способностей к игре на ней». Сначала Гриша обрадовался: можно избавиться от ежедневных упражнений и больше тратить время на игру в футбол с друзьями. Но уже через неделю он с тоской стал поглядывать в сторону сиротливо стоявшей в углу виолончели. Отец заметил это и велел мальчику возобновить занятия.

Несколько слов об отце Григория, Павле Пятигорском. В юности он преодолел немало препятствий, чтобы поступить в Московскую консерваторию, где стал учеником знаменитого основателя русской скрипичной школы Леопольда Ауэра. Павел воспротивился желанию своего отца, деда Григория, сделать его книготорговцем (отец Павла даже лишил непокорного сына наследства). Так что тягу к струнным инструментам и упорство в желании стать музыкантом Григорий унаследовал от отца.

Григорий с отцом отправились в Москву, где подросток поступил в Консерваторию и стал учеником Губарёва, затем — фон Гленна (последний был учеником знаменитых виолончелистов Карла Давыдова и Брандукова). Материальное положение семьи не позволяло поддерживать Григория (хотя, видя его успехи, дирекция Консерватории освободила его от платы за обучение). Поэтому двенадцатилетнему мальчику пришлось подрабатывать в московских кафе, играя в маленьких ансамблях. Кстати, при этом он даже умудрялся посылать деньги родителям в Екатеринослав. Летом оркестр с участием Гриши выезжал за пределы Москвы и гастролировал по провинции. Но осенью приходилось возобновлять занятия; к тому же Гриша посещал ещё и общеобразовательную школу при Консерватории.

Как-то известный пианист и композитор профессор Кенеман пригласил Григория принять участие в концерте Ф.И. Шаляпина (Григорий должен был исполнять сольные номера в промежутках между выступлениями Шаляпина). Неопытный Гриша, желая увлечь слушателей, сыграл так ярко и выразительно, что публика потребовала бисирования виолончельного соло, вызвав гнев знаменитого певца, чей выход на сцену задержался.

Когда разразилась Октябрьская революция, Григорию было всего 14 лет. Он принял участие в конкурсе на замещение позиции солиста оркестра Большого театра. После исполнения им Концерта для виолончели с оркестром Дворжака жюри во главе с главным дирижёром театра В. Суком предложило Григорию занять пост концертмейстера виолончелей Большого театра. И Григорий сразу же освоил достаточно сложный репертуар театра, играл сольные партии в балетах и операх.

При этом Григорий получал детскую продовольственную карточку! Солисты оркестра, а среди них и Григорий, организовали ансамбли, которые выезжали с концертами. Григорий и его коллеги выступали перед корифеями Художественного театра: Станиславским, Немировичем-Данченко, Качаловым и Москвиным; они участвовали в смешанных концертах, где выступали Маяковский и Есенин. Вместе с Исаем Добровейном и Фишбергом-Мишаковым он выступал в составе трио; случалось ему играть в дуэтах с Игумновым, Гольденвейзером. Он участвовал в первом в России исполнении Трио Равеля. Вскоре подростка, исполнявшего ведущую партию виолончели, перестали воспринимать как некоего вундеркинда: он был полноправным членом творческого коллектива. Когда дирижёр Грегор Фительберг прибыл для первого в России исполнения «Дон Кихота» Рихарда Штрауса, он заявил, что сольная партия виолончели в этом произведении слишком сложна, поэтому он специально пригласил г-на Гискина.

Григорий скромно уступил место приглашённому солисту и сел за пульт второй виолончели. Но тут неожиданно запротестовали оркестранты. «Наш виолончелист может сыграть эту партию так же хорошо, как и кто-либо иной!» — заявили они. Григорий был посажен на прежнее место и исполнил соло так, что Фительберг обнял его, а оркестр сыграл туш!

Через некоторое время Григорий стал членом организованного Львом Цейтлиным струнного квартета, выступления которого пользовались заметным успехом. Нарком просвещения Луначарский предложил присвоить квартету имя Ленина. «А почему не Бетховена?» — недоумённо спросил Григорий. Выступления квартета были настолько успешны, что он был приглашён в Кремль: надлежало исполнить для Ленина Квартет Грига. После окончания концерта Ленин поблагодарил участников и попросил Григория задержаться.

Ленин поинтересовался, хороша ли виолончель, и получил ответ — «так себе». Он заметил, что хорошие инструменты находятся в руках богатых любителей и должны перейти в руки тех музыкантов, чьё богатство состоит только в их таланте… «Правда ли, — спросил Ленин, — что вы протестовали на митинге по поводу наименования квартета?.. Я тоже полагаю, что имя Бетховена лучше подойдёт квартету, нежели имя Ленина. Бетховен — это нечто вечное…»

Ансамбль, тем не менее, был назван «Первым государственным струнным квартетом».

Всё ещё осознавая необходимость работы с опытным наставником, Григорий начал брать уроки у известного маэстро Брандукова. Однако вскоре он понял, что частных уроков недостаточно — его влекла учёба в консерватории. Серьёзно учиться музыке в тот период можно было только за пределами Советской России: многие консерваторские профессора и преподаватели покинули страну. Однако на просьбу разрешить выехать за рубеж нарком Луначарский ответил отказом: нарком просвещения полагал, что Григорий как солист оркестра и как член квартета незаменим. И тогда летом 1921 года Григорий присоединился к группе солистов Большого театра, отправившихся в концертный тур по Украине. Они выступили в Киеве, а затем дали ряд концертов в небольших городках. В Волочиске, близ польской границы, они вступили с переговоры с контрабандистами, которые указали им путь для перехода границы. Ночью музыканты подобрались к небольшому мосту через реку Збруч, и проводники скомандовали им: «Бегите». Когда с обеих сторон моста прозвучали предупредительные выстрелы, Григорий, держа виолончель над головой, прыгнул с моста в реку. За ним последовали скрипач Мишаков и прочие. Река была достаточно мелкой, и вскоре беглецы достигли польской территории. «Ну вот, мы пересекли границу», — дрожа, сказал Мишаков. «Не только, — возразил Григорий, — мы ещё навсегда сожгли за собой мосты».

Много лет спустя, когда Пятигорский прибыл с концертами в Соединённые Штаты, он поведал репортёрам о своей жизни в России и рассказал о том, каким образом он покинул Россию. Перемешав сведения о его детстве на Днепре и о прыжке в реку на польской границе, репортёр лихо описал заплыв Григория на виолончели через Днепр. Название его статьи я и сделал заголовком этой публикации.

Дальше события разворачивались не менее драматично. Польские жандармы-пограничники предположили, что пересекшие границу музыканты — агенты ГПУ, и потребовали, чтобы они сыграли что-нибудь. Мокрые эмигранты исполнили «Прекрасный Розмарин» Крейслера (вместо предъявления документов, которых у исполнителей не было). Тогда их направили в комендатуру, но по дороге сумели ускользнуть от стражей и сесть в поезд, идущий во Львов. Оттуда Григорий попал в Варшаву, где встретился с дирижёром Фительбергом, познакомившимся с Пятигорским во время первого исполнения «Дон Кихота» Р. Штрауса в Москве. После этого Григорий стал ассистентом концертмейстера виолончелей в оркестре Варшавской филармонии. Вскоре он перебазировался в Германию и, наконец, достиг своей цели: начал обучаться у известных профессоров Беккера и Кленгеля в Лейпцигской, а затем Берлинской консерваториях. Но увы: он почувствовал, что ни тот, ни другой не могут обучить его чему-нибудь стоящему. Для того, чтобы прокормиться и оплатить учёбу, он вошёл в состав инструментального трио, игравшего в русском кафе в Берлине. Это кафе нередко посещали деятели искусства, в частности, знаменитый виолончелист Эммануил Фейерман и не менее известный дирижёр Вильгельм Фуртвенглер. Услышав игру виолончелиста Пятигорского, Фуртвенглер по совету Фейермана предложил Григорию пост концертмейстера виолончелей в оркестре Берлинской филармонии. Григорий согласился, и на этом закончилась его учёба.

Нередко Григорию приходилось выступать в качестве солиста в сопровождении оркестра филармонии. Как-то он исполнял сольную партию в «Дон Кихоте» в присутствии автора, Рихарда Штрауса, и последний во всеуслышание заявил: «Наконец, я услышал мой «Дон Кихот» таким, как я его задумал!»

Проработав в Берлинской филармонии до 1929 года, Григорий решил оставить оркестровую деятельность в пользу сольной карьеры. В этом году он впервые побывал в США и выступил с Филадельфийским оркестром, руководимым Леопольдом Стоковским. Солировал он также и с оркестром Нью-Йоркской филармонии под управлением Виллема Менгельберга. Выступления Пятигорского в Европе и США проходили с громадным успехом. Приглашавших его импресарио восхищала скорость, с которой Григорий готовил новые для него вещи. Наряду с произведениями классиков, Пятигорский охотно брался и за исполнение опусов современных ему композиторов. Бывали случаи, когда авторы передавали ему довольно сырые, наспех законченные произведения (композиторы, как правило, получают заказ к определённому сроку, сочинение порой дописывается прямо перед исполнением, во время репетиций), и ему приходилось исполнять сольную партию виолончели по оркестровой партитуре. Так, в концерте для виолончели Кастельнуово-Тедеско (1935 г.) партии были расписаны столь небрежно, что значительная часть репетиции состояла в их согласовании исполнителями и внесением в ноты корректив. Дирижёр — а это был великий Тосканини — был крайне недоволен.

Григорий проявлял живой интерес к сочинениям забытых или недостаточно исполняемых авторов. Так, он открыл дорогу исполнению пьесы «Шеломо» Блоха, впервые представив его публике (вместе с оркестром Берлинской филармонии). Он был первым исполнителем многих произведений Веберна, Хиндемита (1941 г.), Уолтона (1957 г.) В благодарность за поддержку современной музыки многие из них посвящали ему свои произведения. Когда Пятигорский подружился с Прокофьевым, жившим в то время за рубежом, последний написал для него Виолончельный концерт (1933 г.), который был исполнен Григорием с оркестром Бостонской филармонии под управлением Сергея Кусевицкого (тоже выходца из России). После исполнения Пятигорский обратил внимание композитора на некоторые шероховатости в партии виолончели, связанные, видимо, с тем, что Прокофьев недостаточно хорошо знал возможности этого инструмента. Композитор обещал внести исправления и доработать сольную партию виолончели, но уже в России, поскольку он в это время собирался возвратиться на родину. В Союзе Прокофьев полностью переработал Концерт, превратив его в Концертную Симфонию, опус 125. Это произведение автор посвятил Мстиславу Ростроповичу.

Пятигорский попросил Игоря Стравинского сделать для него аранжировку сюиты на тему «Петрушки», и это сочинение мастера под названием «Итальянская сюита для виолончели и фортепиано» было посвящено Пятигорскому.

Усилиями Григория Пятигорского был создан камерный ансамбль с участием выдающихся мастеров: пианиста Артура Рубинштейна, скрипача Яши Хейфеца и альтиста Вильяма Примроза. Этот квартет пользовался огромной популярностью и записал порядка 30 долгоиграющих пластинок. Пятигорский также любил музицировать в составе «домашнего трио» со своими старыми друзьями по Германии: пианистом Владимиром Горовицем и скрипачом Натаном Мильштейном.

В 1942 году Пятигорский стал гражданином США (до этого он считался беженцем из России и жил по так называемому Нансеновскому паспорту, что иногда создавало неудобства, особенно при переезде из страны в страну).

В 1947 году Пятигорский сыграл самого себя в фильме «Карнеги Холл» (Carnegie Hall). На сцене знаменитого концертного зала он исполнил «Лебедя» Сен-Санса в сопровождении арф. Он вспоминал, что предварительная запись этой пьесы включала его собственную игру под аккомпанемент лишь одной арфистки. На съёмках авторы фильма посадили на сцену позади виолончелиста чуть ли не дюжину арфисток, игравших, якобы, в унисон…

Пятигорский, кроме исполнительской деятельности, также сочинял произведения для виолончели («Пляска», Скерцо, Вариации на тему Паганини, Сюита для 2 виолончелей и фортепиано и др.) Критики отмечали, что он объединяет врождённую виртуозность с утончённым чувством стиля и фразировки. Действительно, техническое совершенство никогда не было для него самоцелью. Вибрирующее звучание виолончели Пятигорского обладало безграничным числом оттенков, его широкая выразительность и аристократическое величие создавали особую связь между исполнителем и аудиторией. Лучше всего эти качества проявлялись при исполнении романтической музыки. В те годы лишь один виолончелист мог сравниться с Пятигорским: это был великий Пабло Казальс. Но во время войны он оказался отрезанным от аудитории, живя отшельником на юге Франции, а в послевоенное время по преимуществу оставался там же, в Праде, где организовывал музыкальные фестивали.

Григорий Пятигорский также был замечательным педагогом, сочетая исполнительскую деятельность с активной преподавательской. С 1941 по 1949 год он руководил кафедрой виолончели в институте Кёртис в Филадельфии, возглавлял отдел камерной музыки в Танглвуде. С 1957 по 1962 год преподавал в Бостонском университете, а с 1962 года до конца жизни работал в Университете Южной Калифорнии. В 1962 году Пятигорский снова оказался в Москве (он был приглашён в жюри конкурса им. Чайковского. В 1966 г. он ещё раз отправился в Москву в том же качестве). В 1962 году Общество виолончелистов Нью-Йорка в честь Григория учредило «Премию Пятигорского», которой ежегодно награждается наиболее талантливый молодой виолончелист. Пятигорскому было присвоено звание почётного доктора наук нескольких университетов; кроме того, он был удостоен членства в Почётном легионе. Его также неоднократно приглашали в Белый Дом для участия в концертах.

Григорий Пятигорский скончался 6 августа 1976 года, и похоронен в Лос-Анджелесе. Множество записей произведений мировой классики в исполнении Пятигорского или ансамблей с его участием есть практически во всех библиотеках Соединённых Штатов.

Такова судьба парнишки, вовремя прыгнувшего с моста в реку Збруч, по которой проходила советско-польская граница.