Чтобы не умереть от голода, пришлось бежать к «бендеровцам»

На пороге своего 100-летия Мария Захаровна сохранила удивительную энергию и ясность ума. Единственное, в чем серьезно подводит возраст — больные ноги, из-за которых передвигаться по хате (живет в частном секторе на ул. Ласточкина) и выходить во двор получается только с помощью дочерей Валентины и Людмилы, внучки Светланы, которая и присматривает за бабушкой. Наверное, в первую очередь своим долголетием она обязана генам. Ее мама Анна Моисеевна тоже дожила до столь почтенного возраста.

— Родители мои были обычными крестьянами в селе Звонецкое Солонянского района нашей области, — вспоминает юбилярша. — Нас, детей, было четверо — брат и три сестры. Я закончила в селе 8-летку, и вся наша семья переехала в Днепропетровск.

Мария Захаровна — удивительный однолюб.

Как устроилась в 16 лет фрезеровщицей на завод шахтной автоматики, так и проработала на нем, в механо-штамповочном цехе, до самой пенсии. Работала честно, на совесть, — ведь от вытачиваемых Марией деталей зависела безопасность шахтеров под землей. Грамотами и благодарностями от руководства завода можно украсить одну из стен ее дома.

Как начала с мужем строить этот домик (сейчас — пожалуй, самый скромный и неказистый на фоне застроивших Ласточкина просторных особняков), так и прожила в нем всю жизнь. Этот же дом своими руками отстраивала после войны, параллельно работая на заводе и ставя на ноги двух маленьких дочерей.

Как познакомилась в 23 года на дружеских посиделках с плотником Григорием, так и пронесла любовь к нему через всю жизнь. Но счастьем семейной жизни ей удалось наслаждаться совсем недолго...

— Поженились мы в 1937-м, в 38-м родилась Валя, год спустя — Люда, — рассказывает Мария Захаровна. — И в том же 39-м Григория Федоровича забрали пехотинцем на Финскую войну. Только он вернулся, мы и пожить толком не успели — как началась Великая Отечественная. Гриша не стал дожидаться повестки. Сам пошел добровольцем. До сих пор помню его теплый прощальный взгляд. Он погиб в 1944-м, освобождая нашу землю, Софиевский район. Там же и похоронен... Больше никого я не любила и замуж не выходила...

Годы военного лихолетья Марии с двумя дочурками пришлось провести не в Днепропетровске. Их хату заняли оккупанты, забравшие и все съестные припасы.

— Какое-то время мы жили в отрытой прямо во дворе яме, питались объедками, — со слезами вспоминает юбилярша. — А когда стало совсем невмоготу, собрали остатки скарба и пошли по селам. На хлеб меняли последнюю одежду, по полям собирали чудом уцелевшие колоски. Выжили... И уже в 44-м вернулись в родную хату.

Но надолго в ней укорениться снова не получилось. Казалось, послевоенная жизнь налаживается. Мария вернулась на завод, за детьми, пока была на смене, присматривали соседки. Но в 1947 грянул страшный голод.

— Многие из знакомых тогда от голода поумирали, — с горечью говорит Мария Захаровна. — Но власти запрещали об этом даже говорить. Чтобы тоже не пропасть, я собрала дочурок и поехала к «бендеровцам» — по Днепропетровску давно ползли слухи, что выжить на Западной Украине полегче. Приютились в каком-то небольшом городке — я уже и названия не помню. Работала в колхозе. И там меня ждала удивительная встреча. Мою родную сестру Катю фашисты в 42-м угнали в Германию. Мы ничего не знали о ее судьбе — думали, что погибла. И вот, представьте, в этом же городке на Западной Украине я встретила Катюшу! Она выжила в Германии, но в родные края побоялась вернуться из-за преследований. Радости было, когда мы увиделись, до небес!

Через год Мария Захаровна с дочками вернулась в Днепропетровск, чтобы больше уже никогда не покидать родной город. Она прожила долгую и достойную жизнь, воспитав дочерей замечательными людьми.

— Мы гордимся нашей мамой! — говорит ее дочь Валентина. — Она прожила жизнь честного, трудового человека, сумела сама воспитать нас и до столь преклонных годов сохранила ясность ума и желание жить. Долгих лет тебе и здоровья, мамочка!

Того же желает Марии Захаровне Пронченко и Городской сайт.