Катастрофу на атомной субмарине замалчивали 25 лет

Слово «атом» вызывало почтение

Советское государство тщательно оберегало от мировой общественности факты крушений, аварий, катастроф… Однако они случались. Очевидцем и жертвой одной из крупнейших из них стал житель поселка Таромское Вячеслав Мазуренко. Вячеслав Николаевич воспитывался родителями-фронтовиками в атмосфере уважения к военному делу, почитания профессии защитника Родины. И потому исполнение своего воинского долга не воспринимал как «вырванные из жизни годы».

Местом службы украинского паренька стала база подлодок Гремиха в Мурманской области. Слово «атом» в то время вызывало почтение. К тому же шла холодная война, советские люди поддерживали развитие подводного флота, призванного противостоять агрессору.

Подводники как подопытные кролики

Экипаж корабля не ставили в известность, какие именно ядерные технологии используются на субмарине. Но постоянное присутствие на борту ученых-ядерщиков наводило на мысль, что лодка является испытательным полигоном… То, что подводники выступали в роли «подопытных кроликов», члены экипажа поняли спустя годы, когда один за другим стали уходить из жизни.

— Уже на гражданке, сопоставляя свои воспоминания с фактами, просачивавшимися в прессу, я понял, что наш корабль, действительно, был опытным. В его ядерной установке, аналогов которой не было во всем мире, в качестве теплоносителя использовался жидкий металл, тогда как в реакторах других атомных субмарин — вода. Считалось, что это позволяет привести субмарину в боевую готовность в течение 15-20 минут, тогда как субмарины с другим типом реакторов нужно было «кочегарить» в течение 3-4 часов. Проект мог бы иметь право на существование, если бы ядерные реакторы прошли серьезные испытания в лабораториях и были окончательно доведены, прежде чем применяться на действующих атомных подлодках, — говорит Вячеслав Николаевич.

К-27 была построена на Северодвинском заводе и сдана ВМФ СССР одновременно как опытная и боевая единица. Проблемы начались в 1959 году, когда ядерные реакторы с жидкометаллическим теплоносителем для корабля стали «обкатываться» на стенде.

«Мягким местом» на реактор

— Первый командир подлодки Иван Гуляев, воевавший в Великую Отечественную тоже на подлодке, только дизельной, да и его преемник, при котором мне пришлось служить, — Павел Леонов уверовали в абсолютную безопасность своей субмарины. К-27 была «отпущена в большое плавание» в октябре 1963 года, а спустя полгода совершила испытательный «марш-бросок» в Атлантику. Она не всплывала 52 суток. За этот беспрецедентный для того времени поход Иван Гуляев удостоился звания Героя Советского Союза, а весь экипаж был награжден орденами и медалями. Среди них — и мой старший сослуживец, земляк Иван Ивченко, получивший престижную боевую награду за этот поход — медаль Ушакова.

К-27 стала и первой атомной субмариной, появившейся в водах Средиземного моря. Подлодка вошла туда скрытно через Суэцкий канал под брюхом иностранного сухогруза и своим показательным всплытием наделала переполох в рядах 6-го американского флота, базировавшегося тогда в Средиземке. Именно эти успехи К-27 и позволили ученым, конструкторам и командованию ВМФ закрывать глаза на те «звоночки», которые предшествовали трагедии 1968 года. Бывало, командир К-27, показывая проверяющим чудо-реакторы, даже садился «мягким местом» на установку. Дескать, все разговоры о ядерной угрозе — пустые домыслы.., — рассказывает Вячеслав Мазуренко о своей службе на лодке.

Зубилом на реактивный свинец

Одним из последних «звоночков» грядущей трагедии стал поход 1967 года. В октябре полностью экипированная К-27 вышла в море.

— Мы тогда еще не знали, что перед командиром Павлом Леоновым стояла задача без всплытия обогнуть земной шар, провести при этом испытание жидкометаллического реактора при длительном походе и разных температурах мирового океана, а также «потрепать» нервы нашим «друзьям» из НАТО.

Но поход сорвался. Через две недели «потек» левый реактор, из его контура вылился радиоактивный свинец, и подводникам пришлось вручную, с помощью зубила и молотка, выдалбливать его. Поход был отменен, однако К-27 не «списали», субмарина продолжала нести боевую службу, — вспоминает Вячеслав Мазуренко.

Но даже и тогда экипаж лодки не понимал, на какой «пороховой бочке» он служит. И только после трагедии Вячеслав Мазуренко понял: люди — пыль для системы, готовой переступить через человеческие жизни ради достижения своих амбиций и сомнительных целей.

Трагедия случилась в последний год службы Вячеслава Мазуренко: до дембеля оставалось полгода. К-27 вышла в Баренцево море, чтобы проверить работу лодки и слаженность экипажа перед длительным походом.

— Задача тогда стояла перед нами та же, что и в октябре 1967 года — без всплытия обогнуть Землю. Командование хотело проверить субмарину в коротком, но энергичном «марш-броске».

Проверку субмарина прошла, и можно было возвращаться на базу. Однако ядерщики уговорили командира еще «поддать жару» — проверить реакторы на полную мощность. Не выдержав напряжения, расплавились стержни, и радиация вырвалась на волю. Спецтрюмные 4-го отсека вышли оттуда только тогда, когда реактор был заглушен. Они были обречены. И, действительно, все умерли через две недели в ленинградском военно-морском госпитале. Значительные дозы радиации получили все 144 члена экипажа, в том числе и я, служивший старшиной команды турбогенераторщиков в 5-м отсеке, соседнем с 4-м. Когда всплывшая на поверхность лодка с открытыми для вентиляции люками подошла к базе, там «взбесились» все стационарные дозиметры…, — вспоминает Вячеслав Мазуренко.

Намекнули на «психушку»

«Схвативший» огромные дозы радиации экипаж субмарины распределили по лучшим военным госпиталям в Североморске, Ленинграде и Москве. Опыт лечения острой лучевой болезни был тогда небольшой. И хотя большинство членов экипажа удалось поставить на ноги, никто не ручался за здоровье в будущем.

Матросы были отправлены в санатории, а потом и дослуживать — правда, на берегу. Никаких документов о том, что они являются ликвидаторами аварии, членам экипажа не выдали. Более того, в их медкнижках значились диагнозы, не имевшие никакого отношения к полученному заболеванию. Военврачи получили строгое указание — не обнародовать диагноз членов экипажа К-27 и причины, приведшие к возникновению острой лучевой болезни.

— Однажды, уже после службы, находясь на очередном лечении в госпитале, я попытался восстановить справедливость, добиться того, чтобы в моей медкнижке значился правильный диагноз. Но меня «пригласили» в КГБ. «В вашем анамнезе значится — последствия острого астеновегетативного синдрома? Не заставляйте нас помещать вас в то лечебное учреждение, где лечатся такие заболевания», — жестко сказали мне, и я понял, что борьба бесполезна и опасна. Мне явно намекали на «психушку»: мой липовый диагноз был связан с нарушениями психической деятельности, — рассказывает Вячеслав Николаевич. Такие диагнозы были поставлены всем членам экипажа, которых тогда же заставили дать подписку молчать о случившемся в течение 25 лет…

Только в 1993 году Вячеслав Мазуренко сумел получить статус инвалида войны, доставшийся ценой потери здоровья. Ему несколько лет пришлось доказывать чиновникам, что он имеет на него право…

А после развала СССР Вячеслав Мазуренко начал писать книги о подлодке К-27. Эти книги — обращение к соотечественникам, которые должны знать правду. Кто, как не участники тех событий, могут рассказать о ней?

— В числе членов команды, заглушивших реактор, был мой друг — житель Луганщины Виктор Гриценко, которого страшная лучевая болезнь унесла одним из первых. Ему было всего 22 года. Ныне из служивших тогда на К-27 144 подводников остались в живых только 52 человека. И даже то, что К-27 и другие субмарины этого проекта вскоре были сняты с вооружения и отправлены в металлолом, не может оправдать смерть членов экипажа К-27, — уверен Вячеслав Мазуренко.