Трехметровую «Скорбящую мать» сделал художник-самоучка из Кочережек

Искру таланта с возрастом удалось раздуть в огонек…

— Помню, лет пять мне, — рассказывает Анатолий Тимофеевич. — Дело до войны было. Старший брат рисует ковры на мешковине. Тогда были такие в сельских хатах. Так вот он рисует, а я стою и смотрю, разинув рот. Потом брат ушел на фронт, а краски остались. Я и начал мазать. Вижу — получается. Так начал рисовать.

В школе малолетний художник нарасхват. К праздникам, бывало, поручали писать лозунги на стенах домов. Старшее поколение хорошо это помнит.

— Иду вот так селом, я — пятиклассник, лестница под мышками, в руках банка с краской. Когда приставлю к стене лестницу, когда достаю и так — хаты мазаные, низкие. Какой писать текст, говорили. В зависимости от праздника. Чаще всего я старательно выводил: «Слава великому Сталину!». Пока на одной хате пишу, а у соседней калитки уже ждут: «Сынок, и мне напиши. Вот здесь, над ставнями». Никому не отказывал. На выбеленной известью стене писалось очень хорошо.

Первые рисовальные опыты хранит до сих пор. В школьных стенгазетах он неизменный участник. Искру таланта с возрастом удалось раздуть в огонек. Окреп в армии, когда набивал руку, корпя над армейской наглядной агитацией, оформляя дембельские альбомы.

И после, учась в горном техникуме и работая потом на шахтах, чувствовал, что профессия как бы уходила на задний план. Его влекло другое. И при каждом удобном случае он отдавал себя этому другому.

Шахтер по профессии, художник по состоянию души, сам себя он относит к людям творческим. А вообще интересно: сколько талантов может быть у человека? Вот, к примеру, в случае с Анатолием Тимофеевичем: у него их несколько. В селе одни знают его как скульптора, другие назовут художником, потому что декорации в Доме культуры все его, некоторые вспомнят, что он еще и прекрасный мебельщик. Немало найдется и таких, кто скажет: «Это наш писатель!», имея в виду, что односельчанин часто печатается в региональных СМИ.

Словом, в Кочережках Дубовой — личность знаменитая. Его небольшой аккуратный домик заметно диссонирует с соседними строениями еще колхозной поры. Что же касается местности — она просто зачаровывает. Круто вниз спускаются огороды, за которыми голубеет русло Самары, сразу за рекой — стена прекрасного кочережского леса. Настолько густого, что в годы фашистской оккупации на его территории базировался партизанский отряд.

— Когда мы с женой надумали переезжать сюда из города, прежде всего приехали просто подыскать место для строительства дома. Я сначала выбрал другое, жена забраковала. А вот это сразу всем пришлось по душе.

…Приезжий был замечен, когда начал подрабатывать в школе художником-оформителем.

Пригласил его однажды в контору председатель колхоза им. Шевченко Черватюк. Сказал, что, мол, большое дело задумали: хотят навести порядок на производственных участках. Константин Максимович начал перечислять: столовые на фермах, сауны, комнаты отдыха. Да и территорию перед колхозной конторой не мешало бы облагородить.

— А я в то время еще на шахте работал, — говорит Анатолий Тимофеевич. — Но соглашаюсь, беру специально отпуск на работе и делаю на фермах две зоны отдыха. С тех пор предложения сыпались одно за другим. А колхоз был миллионером, мог себе позволить многое. В планах председателя, например, было открыть на территории села ресторан, построить Дворец культуры, проложить водопровод и еще много чего. И все это было бы сделано, если бы не перестроечные 90-е.

Скульптуру «Скорбящая мать» ваял не по эскизам, а по ощущениям

Самой ответственной считает свою работу над воинским мемориалом, который к тому времени был на грани разрушения. Стерлись фамилии односельчан, погибших в годы Великой Отечественной войны. Приглашенные для ремонта шабашники настаивали на том, что, дескать, надо все снести, сделать новую скульптуру солдата, выполнить другие сопутствующие работы. Чтоб больше заработать, им, естественно, нужен был объем.

— Может, возьмешься, Тимофеич, шабаи такую сумму заломили, а мемориал… Сам видишь… Районное начальство, глядишь, разнос устроит, — председатель колхоза заметно смущался от того, что обращается к Дубовому после того, как обжегся на заезжих реставраторах.

Был сделан макет. Возражений и замечаний никаких. Было лишь пожелание: мемориал должен впечатлять.

Передать то неуловимое, что берет за душу, — мечта многих художников, но ему в этом плане повезло. Потому, говорит, что живет в большей степени не логической мыслью, а чувством, ощущением.

Памятник солдату он отреставрировал, а вот «Скорбящую мать» сделал по собственной инициативе. Ведь столько, говорит, вынесли женщины на своих плечах за годы войны! Вполне вероятно, что в будущей скульптуре он хотел запечатлеть свою мать. Но придя со своим эскизом на совет к известному в Павлограде скульптору Василию Ивановичу Гордиенко, услышал от него:

— Не надо облика пожилой женщины. Сделай женщину молодой. Им, молодым, тоже досталось…

На открытии мемориального комплекса в Кочережках 7 ноября 1988 года было многолюдно. На стеле односельчане увидели знакомые имена земляков, родственников, соседей: погибшие, без вести пропавшие… Горел Вечный огонь. Цветы на братской могиле. И скульптура «Скорбящая мать» местного жителя-самоучки.

В прошлом году 78-летний умелец из народа вернул селу бюст Т. Г. Шевченко. Почти развалившийся, он долгое время находился где-то в загашниках, и вот сейчас увидел свет. Вряд ли это удалось бы, не возьмись Дубовой за его реставрацию. Заделал трещины, водрузил на постамент. Теперь чувство у людей такое, будто воссоединилась семья. Ведь долгие годы бюст поэта стоял у конторы колхоза, носящего его имя.

Дом — и крепость его, и островок вдохновения…

Если в сам дом можно влюбиться с первого взгляда, то, переступив его порог, хочется все, что в нем есть, потрогать руками. И я не могу удержаться, касаюсь поверхности изящного столика на летней веранде, резной спинки диванчика.

— Неужели ваша работа?

— И все остальное тоже, но сейчас уже ничего не делаю, — Анатолий Тимофеевич показывает покрученные суставы рук. — Я ведь в первые перестроечные годы, когда шахтеры практически остались без зарплаты, занимался изготовлением мебели на заказ.

Из веранды вид на зеленую даль. В широкие окна льются потоки солнечного света. На противоположной стене — красочное панно. Здесь фигурка рыбака в состоянии восторга от попавшейся на крючок щуки, предметы кухонной атрибутики, рак рядом с кружкой пива, фрукты. Все — мастерски выполненная резьба по дереву.

— Мой дом — это то, что я собой представляю. Смотрю на все здесь и могу, не колеблясь, сказать: вот он я, — Анатолий Тимофеевич проводит экскурсию по дому. В зале зажигает камин: мол, смотрите, нет здесь никакой бутафории.

Святая святых хозяина дома — кабинет. Стеллажи с книгами, рабочий стол, удобные кресла. Назвать обстановку деловой мешает разве что розовый цвет стен.

— Розовый цвет — это тот же белый, только еще более оптимистичный, — говорит Дубовой о своем любимом цвете.

Кабинету тоже досталась частица внимания Мастера. В овальном обрамлении на одной из стен скульптурное изображение музы музыки Эвтерпы. И это тоже отражение собственного «я» Анатолия Дубового, который к музыке, и культуре вообще, имеет самое прямое отношение. Оказывается, он десять лет работал художественным руководителем в сельском Доме культуры, а с гитарой не расстается до сих пор.

Меня ждало еще одно открытие из мира увлечений этого необычайно интересного человека. Более чем в десяти пухлых папках очень аккуратно собраны газеты, в которых он публиковался и продолжает публиковаться.

— Здесь и «Зоря» есть. Сейчас найду. Ага, вот юмореска за 1990 год. «Кляті демократи» называется. А тут меня «Зоря» напечатала на почетной первой полосе. Я рассуждаю об экономической ситуации на селе, когда начали рушиться колхозы. Вчера отправил статью в местную газету. Задела меня одна публикация. В таких случаях сразу же хватаюсь за ручку. Я полемизирую в довольно резкой форме. Может, и не напечатают. А вообще, забери у меня журналистику — и я умру, — неожиданно признается мой собеседник.

…Так и не удалось узнать, чему все-таки отдает предпочтение этот человек. А, может, это и неважно. Ведь по-настоящему значимым в любом творчестве, наверное, следует считать желание создавать.