Жизнь дворов Екатеринослава

Каждый дом — индивидуальность, а его двор уж и подавно. Но лет 150 назад в Екатеринославе всё смешалось, как в доме Облонских у Льва Толстого. Жизнь из квартир потихоньку перекочевала во дворы, а дворы стали синонимом семейного очага. И уж заодно стали общей столовой, клубом знакомств, танцплощадкой, дегустационным заведением, школой с углублённым изучением идиоматических дворовых выражений и, наконец, мемориалом всех сбежавших мужей Марьи Ипполитовны из 13-й квартиры.

Радости цивилизации

Екатеринославские дворы никогда не страдали от отсутствия гостеприимства. Ворота если закрывались, то только на ночь и то, чтобы создать дворнику комфортные условия для взимания подати с загулявших жильцов. Дань собиралась пятаками или посредством наливания с немедленным выпиванием. Короче, ворота открывались просто, если пришедшему был известен заветный пароль «Сезам, откройся!». Не верите нам, вспомните хрестоматийно известный Старгород из «12 стульев», где слесарь-интеллигент Виктор Михайлович Полесов, в дальнейшем получивший от дворника дома №5 по Перелешинскому переулку имена одно красивее другого, «гангрена проклятая» и «гадюка семибатюшная», лишил человека с метлой законного вспомоществования, т. е. ворот. Горе дворника разделил весь двор, поскольку с чердаков сразу стало пропадать мокрое бельё, и прямо из-под носа увели закипающий самовар.

А с другой стороны, держать двор закрытым значило лишить себя благ цивилизации, которая фактически с утра и практически до вечера сама приходила к жильцам. Приходили водоносы, прачки, булочники, паяльщики примусов, рубщики дров, полотёры, маляры, трубочисты, торговцы бубликами, продавцы рыбы и многие другие.

Всегда с нетерпением ждали точильщика. Особо его ждал парикмахер из ближайшего цирюльного заведения. Причём опытный екатеринославский Фигаро мог заказать не только «правку» точной бритвы «Жилетт», но в комплекте и заточку ножа, отдалённо напоминающего турецкий ятаган. Но это был совсем не ятаган, потому что ножик был в два раза длиннее и в три раза страшнее. Фигаро всегда держал свой нож на столике под рукой, и не было клиента, который остался бы недоволен работой мастера, даже если уходил без уха. Если же клиент оказывался тоже не без претензий, то мог прийти в парикмахерскую с двуручным мечом, оставшимся от дедушки, русского богатыря, правда, из приличной еврейской семьи. Так что стрижка и бритьё превращались в битву за каждое ухо.

А вот ребята Гришки Кацапа регулярно вострили у точильщика свои «перья». Их ножики всегда были в деле и быстро тупились.

Сладости услуг

С регулярной дотошностью в каждый двор заглядывал стекольщик. Один старожил рассказывал, что их двор на Казачьей улице патронировал некий Клим, которого вначале даже прозвали «золотые руки». Хотели, правда, ещё добавить и «золотое сердце», но вовремя спохватились. Дело в том, что Клим регулярно дарил детям какие-нибудь мелочи, что очень умиляло жильцов. Но потом, присмотревшись к его подаркам, жильцы сменили умиление на негодование. Оказалось, что Клим дарил мальчишкам рогатки. Подарок был с точным прицелом, в то время как точный прицел при стрельбе из рогатки получался не всегда. Так что Клим, как стекольщик, без дела не сидел. Вскоре он и вовсе не мог присесть, поскольку жилец со второго этажа Григорий Иванович, страстный охотник, случайно зарядил своё ружьё солью, случайно прилёг на подоконник и случайно нажал на курок. С тех пор Григория Ивановича на улице Казачьей занесли в памятную книгу уважаемых охотников, но, что показательно, особенно его зауважал сам Клим, не устававший повторять: «Это таки благородный человек! Зарядил солью, а ведь мог и дробью!»

С определённого времени в окружающих Екатеринослав хуторах и мызах занялись разведением молочных коров. Дело процветало. Ещё затемно коров доили, и дочери с бидонами, полными молока, уходили в Екатеринослав. Город, как потом в период гражданской войны, был разделён на зоны, каждую из которых контролировала конкретная молочница, снабжая вкуснейшим парным молоком жителей. Молоко подавалось прямо в квартиру, и молочница знала потребности каждой семьи. Хозяйка сразу выходила на порог с посудой, а юная молочница специальной мерной кружкой отмеряла кому литр, а кому и более. Всё было точно, без обмана, потому что екатеринославскую хозяйку нереально было обмануть — её посуда тоже была градуирована в палате мер и весов, как и плата за товар — полкопейки за литр.

Доставка молока к порогу считалась очень перспективной коммерцией. Дело в том, что остатки нераспроданного молока молочница, чтобы не тащить назад, тут же из бидона допивала. Поэтому на аппетитном молоке каждая молочница тоже быстро становилась аппетитной. Во-первых, это было отличной рекламой товара. Но, главное, когда с определённого момента забирать молоко на порог начинала выходить не хозяйка, а её орёл-сын — это уже был шанс, который никогда в Екатеринославе не упускали. Так улучшался генетический фонд екатеринославцев — каждое новое поколение приобретало всё более аппетитный вид. А о том, чтобы этот процесс не прерывался, заботились уже на молочных фермах, легко доводя число аппетитных дочерей до 12, а то и 15 человек.

Чреватости культуры

Заглядывали во дворы и люди культурных профессий, например, шарманщики. Причём не шарамыжники, как исполнитель песни «Шарманка», а подлинные дарования. Хорошая шарманка тогда очень ценилась. А хорошей считалась та, что исторгала мелодию, под которую можно было с одинаковым успехом петь и романс «Налей бокал, в нём нет вина», и гимн «Боже, царя храни».

При этом шарманщики чётко блюли жанровые различия. Одни считались разносчиками счастья. Это когда сидящий на шарманке попугай, если бывал в хорошем настроении, вытягивал из сафьяновой коробочки «билетики счастья» с предсказанием будущего. Мало кто верил в обещанное счастье, но поскольку билетики никогда не предвещали несчастья, это уже было неплохо. Шарманщики из этой группы чётко ориентировались на женскую аудиторию. И тут огромную роль играла шарманка, особенно если она играла мелодию, хоть отдалённо напоминающую «Отцвели уж давно хризантемы в саду». Телевизоров ещё не было, и у дворовых бабушек вышибали из глаз слезу, а из карманов завёрнутые в бумажку пятаки не мексиканские сериалы, а те хризантемы.

Другая группа шарманщиков исповедовала жанр «ра-тю-тю», этакий Comedy club начала века. Представление давал сам шарманщик. Шутки были те же, что и в Comedy club, просто в начале ХХ века они были ещё свежими, а за сто лет слегка поистёрлись. Например, можно было услышать такое:

А вот город Париж,

Как туда приедешь —

Тотчас угоришь!

Наша именитая знать

Ездит туда денежки мотать:

Туда-то едет с полным золота мешком,

А оттуда возвращается без сапог пешком.

Кто-то скажет, что за сто лет почти ничего не изменилось. А вот и изменилось! Именитая знать нынче едет не в Париж, а в Лондон тоже «с полным золота мешком». Зато остаться «без сапог» там можно ещё быстрее, что подтвердил обанкротившийся Борис Березовский.

Но порой приходила во двор и беда. Это заглядывали духовые музыканты. Рыжие, спившиеся, красномордые, они почему-то выдавали себя за немцев-переселенцев. Может быть, потому что хроническое пребывание в спиртовых парах не давало их музыкальным душам окунуться в мир нот и гармонии. Игнорируя то и другое, они играли только одно произведение — «Майн либен Августин». Но зато это было стопроцентно бессмертное произведение, потому что каждого, кто в том сомневался, эти виртуозы могли сгоряча и убить. Когда же им объясняли, что платить за Августина не собираются, те не спорили и тут же предлагали: «Налейте — и разойдёмся по-хорошему!». Коварство данного предложения было очевидным. Дело в том, что туба, бас-баритон и флейта пикколо (особенно эта флейта!) выпивали столько, что их предложение ставило весь дом на грань банкротства. Потому что если бы весь дом, так и быть, скинулся им на выпивку, столько, сколько мог выпить «либен Августин», ни одному дому было не потянуть.

Ну что ж, каждый двор Екатеринослава жил своей неординарной, самодостаточной жизнью. Здесь варили варенье и не переваривали соседей, гнали самогон и отгоняли от самогона нахлебников, стирали бельё и перемывали косточки, долго выясняли «А ты кто такой?!» и по-честному делили детей, потому что при таком их обилии немудрено было и перепутать.

Как жаль, что время поторопилось и так всё изменило. Понастроить те дурные высотки несложно. Даже заселить их, если сильно постараться, можно. Но запомните, метраж и гараж — это мираж, а старый двор — это чистый Эрмитаж. Там были только подлинники, которые, поверьте, дорогого стоили.